What is grief, if not love persevering?
Vision, "Wandavision"
Vision, "Wandavision"
Надо же, слова сложились раньше, чем ожидалось. С некоторых пор меня стал весьма интересовать феномен двойственности коммерческого кино. С одной стороны, прекрасно видно, как оно работает, и при просмотре можно легко подметить: вот эта линия - чистый фансервис, а вот эта сцена нужна, чтобы закрыть дыру в сюжете, а вот эта смерть - чтобы было больше страдашек, ведь всем нравятся страдашки, и так далее, и тому подобное. И всё действительно так, фильмы снимаются с расчетом на прибыль и целевую аудиторию, это вам не артхаус, где форма и содержание находятся исключительно на совести автора (что, по моему скромному мнению, не всегда есть хорошо). Но с другой стороны, даже разбор механизма на детальки и рассмотрение каждой из них в отдельности зачастую нисколько не мешает наслаждаться магией целого. Это справедливо для кино любой страны и года выпуска; вот и одна из огромного числа штампуемых Южной Кореей дорам, Dokkaebi, что переводят как "Гоблин" или "Демон", при всей своей коммерческости и в известной степени предсказуемости умудряется затронуть глубинные струны души.
Исследователи говорят, что у легенд, мифов, прочих выдумок о сверхъестественном есть изначальная цель - осмыслить и победить страх. Как правило, страх смерти. Dokkaebi иллюстрирует эту гипотезу как ничто другое, по всем канонам фэнтезийной притчи ставя перед зрителем целый ряд вопросов, не ответов ради, а размышлений для.
Что страшнее - жить или умереть?
Помнить или забыть?
Предать или быть преданным?
Реализовано это в первую очередь при помощи очень плотного и многослойного сценария. Даже если сначала кажется, что та или иная сцена или флэшбек не нужны, непонятны или затянуты, по мере происходящего начинаешь подмечать, как расставлены смысловые акценты, как выстраиваются между событиями прошлого и будущего связи, как закольцовываются темы, как фразы рифмуют друг друга. Создается цельное повествование, из которого, как говорят, и слова не выкинешь. И ты сам, с замиранием сердца ловя рассыпанные по истории осколки, безошибочно собираешь из них то, что хотел сказать - спросить? - автор.
"Ни мои люди, ни мои слуги, ни моя любимая, ни даже я сам... никто не любил меня",- горько замечает самому себе император, падающий в пучину саморазрушения - слишком трусливый, чтобы доверять, слишком слабый, чтобы вынести ненависть к себе самому, слишком гордый, чтобы раскаяться. А девятьсот лет спустя вдруг слышит в ответ: "И твой сводный брат, прежний император; и твоя жена, моя сестра; и я, твой преданный генерал - мы все любили тебя". Опоздала ли та истина или пришла как раз вовремя?
Властно ли вообще время над истиной?
Есть ли мера отчаянию, есть ли награда испытанию, есть ли срок годности у слов прощения?
"Сейчас уже так поздно, слишком поздно. Надо было сказать тебе девять лет назад. Надо было сказать девятьсот лет назад... Прости меня".
Персонажи выписаны со знанием человеческой природы, с сочувствием и пониманием. Более того, они сидят на актерах так точно и натурально, будто с иголочки, будто шились и подгонялись под них. Круглолицая и смешливая Джи Ынтак, решительный и мужественный Ким Шин, изящный и высокомерный Жнец, блистающая и тщеславная Ким Сон - лишь фигуры в огромных шахматах мира, и эту партию разыгрывают Бог и Судьба по одним лишь им ведомым правилам. Пути героев сплетены неразрывно, кажется, что по прихоти - ан нет, по мудрости Создателя им предстоит действовать, нарушать правила, закрывать одни двери и открывать другие, меняться и оставаться самими собой.
Прославленный броманс, из-за которого я вообще и повелась на это вот всё и на свою голову начала смотреть "Гоблина", оказался не таким, как я ожидала, но все равно удивительным. Никто здесь не целуется в десны, не произносит клятв, не бросается в объятия после долгой разлуки и не рыдает при расставании, они - два древних суровых божества, им не до того. Но они также и соседи по дому, временами впадающие в настолько дикую комическую дурку, что это сошло бы за ООС, не понимай мы, что краткий отдых от драмы - это требование жанра и милосердие авторов
"Если я пойду к нему в этот раз, я принесу ему не прощение," - говорит Ким Шин, но в итоге ведь его и приносит - прощение и молитву о счастье, и не в качестве широкого жеста или назидания, а искреннего движения души. Ведь что, кроме прощения, может принести верный воин своему другу и повелителю?
Интересен вот какой момент. Где-то на просторах Кинопоиска я прочла предположение, что застрявший навек в груди Ким Шина меч - это метафора давней психологической травмы, с которой он свыкся и от которой не может освободиться сам. Нужен кто-то другой, кто-то, кто может вытащить проблему на свет, указать на нее, помочь разрешить. Так вот эта теория не только имеет смысл, но и применима ко всей истории целиком, и позволяет взглянуть на трогательную сказку как на своеобразный сеанс гештальт-терапии. Потусторонний антураж - всего лишь средство, фэнтезийное допущение в стиле "if only", которое фокусирует внимание зрителя на процессе проработки травматического опыта.
Ким Шин живет в ожидании смерти, ни на минуту не забывая о давнем предательстве, о гибели дорогих людей, об обиде и мести, и только сильное, глубокое, настоящее чувство заставляет его наконец переосмыслить и отпустить прошлое и стать готовым к будущему. Даже если это будущее зыбко, даже если впереди - снова скорбь и одиночество, у него достанет сил любить и ждать. Бессмертие из проклятия становится для него выбором, из наказания - возможностью.
Жнецу же дается шанс посмотреть на себя со стороны, тот шанс, которого люди часто лишены в реальном мире, не наполненном магией и реинкарнациями. Прозреть, увидеть свою самую страшную сторону и снова прожить эти воспоминания, эту вину, признать и присвоить ее, прогоревать, раскаяться и наконец получить прощение, не в последнюю очередь - от самого себя. И начать с чистого листа.
В этой связи стоит упомянуть то, что в идейной структуре истории поразило меня, пожалуй, больше всего: при явном упоре авторов на традиционно корейскую мифологию и верования (возможно, с примесью буддизма, я не специалист) одна из важных смысловых точек внезапно вышла очень христианской. Обоснование постулата "нет большего греха, чем самоубийство" - последнее, к чему я была готова. Страшно, говорят они, когда человек из трусости и зависти предает самых близких, но куда страшнее, когда он не в силах понести то, что сделал; отказ от дальнейшего существования не только не оставляет возможности искупления, но и обесценивает жертву тех, кто отдал жизни ради тебя. Это ведь не самый простой для понимания концепт, а они берут и строят на нем значительную часть сюжета! Вот тебе и глупая дорамка для пубертатных школьниц (нет).
По моему сумбурному ревью может показаться, что это очень тяжеловесное кино, которое способно и в депрессию вогнать, ну так это неправда. Ну да, я рыдала и орала попеременно, но это в конце концов мои проблемы А сериал, помимо сценария, богат красивейшими кадрами, харизматичными актерами, приятным саундтреком, разнообразным юмором от пронзительного смеха сквозь слезы до откровенной буффонады, качественной химичащей романтикой, здоровым пафосом, слэшными намеками разной степени тяжести и много чем еще... вот что бывает, когда люди свое дело добре знают. Как приятно, что это - именно тот случай.